В дни, когда всё наше внимание приковано к осмыслению грандиозного события столетней давности, к революции 1917-го года, есть произведения, которые хочется перечитывать много раз, заново открывая в них новые смыслы, постигая глубину и актуальность авторского замысла. Хотелось бы обратить внимание читателей на любимый мною рассказ Бориса Лавренёва «Сорок первый». В нём дано ярчайшее художественное обоснование причин революции и гражданской войны. Последствия этих событий до сих пор ощутимы в нашем глубоко расколотом обществе.
Сама биография писателя вполне могла бы стать сюжетом для приключенческого романа. С детства Борис рос в мире книг, историй о подвигах и путешествиях. Его бабушка была богатой наследницей, сумевшей дать своей дочери Марии прекрасное образование, его предки по материнской линии служили под началом Суворова и Потемкина. Родители будущего писателя были школьными учителями. Его крёстный - М.Е. Беккер - был городским головой Херсона. Отставной артиллерист и сослуживец Л.Н. Толстого в Севастопольской кампании, М.Беккер создал в городе хорошую библиотеку, которой с радостью пользовался юный Лавренев, читавший запоем. Любимыми книгами Бориса были истории о морских путешествиях, открытиях и далеких землях. Тогда-то, в юные годы, он прочёл роман Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» и решил бежать из дома, стать моряком. Однако, в итальянском пору его задержали карабинеры и вернули на родину.
Мальчик, выросший в Херсоне, на берегах Днепра, был отнюдь не пролетарского происхождения. Он закончил юридический факультет Московского университета в 1915-м году и вскоре был призван в армию, где, как и его крёстный, стал артиллеристом. Революция и стремительное крушение царской империи побудили его к глубоким размышлениям о сущности происходящих в России событий. На короткое время молодой офицер Лавренев примкнул к белому движению, но вскоре вернулся в Москву, где в ноябре 1918-го года увидал первый парад в честь годовщины революции. Будучи убеждённым государственником, он понял: раз существует армия, значит, есть государство. И отныне раз и навсегда связал с ним свою судьбу, с его вооружёнными силами. В составе команды бронепоезда штурмовал занятый Петлюрой Киев. Участвовал в боях на Крымском полуострове. При разгроме банды атамана Зеленого был ранен в ногу. После госпиталя ему пришлось расстаться со строевой службой и стать политработником в Средней Азии. Там, по горячим следам событий гражданской войны родились замыслы повести «Ветер» и нескольких больших рассказов. Самый знаменитый из них - «Сорок первый» - был написан в ноябре 1924-го года.
Динамично и драматично начало рассказа: страшная расправа белоказаков над попавшим в окружение отрядом красноармейцев: «Сто девятнадцать и почти все верблюды остались распластанными на промерзлой осыпи песка, меж змеиных саксауловых петель и красных прутиков тамариска». Вырваться на север из смертельного сабельного круга удалось лишь двадцати трём красноармейцам во главе с комиссаром Евсюковым. Особой в отряде была девушка Марютка, чью судьбу автор, подобно живописцу, воссоздал ёмкими и лаконичными штрихами: «Круглая рыбачья сирота Марютка, из рыбачьего посёлка, что в волжской, распухшей камыш-травой, широководной дельте под Астраханью.
С семилетнего возраста двенадцать годов просидела верхом на жирной от рыбьих потрохов скамье, в брезентовых негнущихся штанах, вспарывая ножом серебристо-скользкие сельдяные брюха».
Вдумайтесь, каким мог быть социальный лифт в царской России у девушки, обречённой на каторжную работу и мечтающей о лучшей жизни? Последующий её поступок достаточно мотивирован: «А когда объявили по всем городам и селам набор добровольцев в Красную, тогда ещё гвардию, воткнула вдруг Марютка нож в скамью, встала и пошла в негнущихся штанах своих записываться в красные гвардейцы».
Все десять главок рассказа - великолепное сочетание доброго юмора, иронии, лиризма и драматизма, где героический пафос взаимодействует с трагическим, а романтизм - с реализмом и экспрессионизмом. При приёме в Красную гвардию с Марютки «взяли подписку от отказе от бабьего образа жизни и, между прочим, деторождения до окончательной победы труда над капиталом».
Страстно хотелось Марютке выразить свои впечатления от рождения нового мира в стихах о революции, о её вождях, о Ленине:
Ленин герой наш пролетарский,
Поставим статуй твой на площаде.
Ты низвергнул дворец тот царский
И стал ногою на труде.
Стихи она несла в редакцию, где, после её ухода, сотрудники от хохота катались по подоконникам: мебели в редакции в те времена не было. Образ главной героини рассказа воссоздан автором достаточно многогранно: лаконичная, данная в ретроспекции, биография, портретная и речевая характеристики, а главное - её действия в боевой обстановке: «Стихи Марютке не удавались, но из винтовки в цель садила она с замечательной меткостью. Была в евсюковском отряде лучшим стрелком». Каждый выстрел девушки в белогвардейцев был ни чем иным, как актом её возмездия сторонникам той России, что обрекла её и миллионы сограждан на нищету и бесправие. Особый счёт Марютка вела убитым ею офицерам царской армии: «Тридцать девятый, рыбья холера. Сороковой, рыбья холера».
Второй главный герой рассказа - гвардии поручик Вадим Николаевич Говоруха-Отрок - под пером Лавренёва предстал перед читателями как по-своему незаурядный представитель Романовской империи. Писатель рисует портрет одного из своих сослуживцев по царской армии и даже не меняет его звания и фамилии. Попав в плен к красногвардейцам, поручик держится мужественно: наотрез, с иронией и насмешкой в ответе, отказывается передать monsieur Евсюкову свои секретные поручения. В тяжелейшем пути до Арала он один идёт прямо и спокойно, на привале внимательно выслушивает Марюткины стихи и объясняет ей, что «всякое искусство ученья требует, у него свои правила и законы».
Себя Вадим Николаевич осознаёт человеком европейской культуры и традиции: помимо знания французского, он, судя по тексту, владеет и английским языком, не случайно свою бывшую большую яхту в Петербурге называл в честь сестры «Нелли», а не Елена.
Здесь нельзя не вспомнить провиденциальную книгу Ивана Солоневича «Народная монархия», автор которой подверг резкой критике всю прозападную империю Романовых за то, что её правящая верхушка напрочь отгородилась от простого народа другим языком, костюмами, обычаями, продолжая в то же время роскошно жить за счёт угнетаемых ею народных масс. По мысли И.Солоневича, если в будущей России суждено возродиться монархии, то образцом для неё может послужить только Московская Русь, все учреждения которой - сверху донизу - были монархическими, а народ и правящие верхи жили в одном социально-экономическом и культурном укладе.
Сердцевиной рассказа является вынужденная робинзонада двух его главных героев, когда после шторма на Арале они оказались выброшенными на берег необитаемого рыбачьего острова, а бот унесло в море. Оказавшись на суше, поручик, промокший и озябший, тут же дал ироническую оценку ситуации: «Совершенная сказка! Робинзон в сопровождении Пятницы!».
Пятницей он продолжал называть Марютку и до, и после того, как она в рыбачьем сарае выходила и спасла его, впавшего в беспамятство, от тяжелейшей простуды: «Лепёшки-то, что остались, все тебе в кипятке скормила. А теперь одна рыба кругом».
Любовное чувство, вспыхнувшее у героев рассказа друг к другу, также художественно мотивировано: у поручика оно возникает из благодарности за спасённую жизнь, у Марютки - за приоткрытый ей мир культуры, за те «сказки», то рассказывал он ей по вечерам, начав с приключений Робинзона Крузо: «Сорок первым должен был стать на Марюткином смертном счету гвардии поручик Говоруха-Отрок. А стал первым на счету девичьей радости».
И всё же островной идиллии героев не суждено было длиться долго: их представления о собственном будущем и о будущем России оставались диаметрально противоположными. Поручику грезилась тихая жизнь на дачке под Сухумом, Марютке - продолжение борьбы за победу революции. Характерен в этом плане их диалог-спор:
Странно мне только, что ты, девушка, огрубела настолько, что тебя тянет идти громить, убивать с пьяными, вшивыми ордами.
У них, может, тело завшивело, а у тебя душа насквозь вшивая!
Для поручика восставший народ - «пьяные вшивые орды». В этом определении вся суть социального расизма правящей верхушки империи Романовых по отношению к собственному народу.
Трагический финал неизбежен. При появлении у берега белогвардейского баркаса Марютка, схватив винтовку, инстинктивно выполняет приказ комиссара Евсюкова: «В воде на розовой нити нерва колыхался выбитый из орбиты глаз. Синий, как море, шарик, смотрел на неё недоумённо-жалостно».
И всё же рассказ заканчивается впечатляющей сценой человеческого горя и отчаяния Марютки, её гнетущим воем: «Родненький мой! Что ж я наделала?». Лучшим представителям двух столь разных Россий не суждено было понять друг друга.
В чём современный смысл и уроки этого гениального, на мой взгляд, рассказа? Разрушительные для страны события 1990-х многие политологи и историки называют контрреволюцией по отношению к 1917-му году, и в этом есть своя логика. Снова в России возникло небывалое за всю её историю классовое расслоение. Снова - за счёт присвоения природных и прочих ресурсов - возник класс олигархов и их приспешников, для которых народ - «генетическое отребье», «быдло», «нищеброды», а это ни что иное, как возврат социального расизма. Для завсегдатаев Куршавеля стали ненужными образование, знания, опыт, порядочность, способность сострадать и сопереживать. Долго ли продлится их праздник жизни? Что сказал бы Борис Лавренёв по поводу воздвигнутого на Украине памятника Петлюре, от банд которого он освобождал Киев?
Выверенную, ясную картину событий, происходящих ныне в России, дал журналист Максим Шевченко, член Общественной Палаты при президенте РФ: «Историческая проблема России всегда была в том, что она являлась периферией Запада и рассматривалась правящими элитами как приложение к нему. Единственным антизападным, национально ориентированным правительством в истории России было советское правительство. Оно воспринимало Запад не как образец для подражания и уж точно не как «старшего брата», определяющего экономический, политический и культурный уклад России.
Сегодня мы стоим перед таким же выбором. Или Россия будет приложением к Западу, или будет сформировано национально ориентированное государство, ставящее во главу угла интересы народа и работающее на его развитие».
Именно в этом ценны для нас непреходящие уроки революции 1917-го года и последовавшей за ней гражданской войны, о которой написан потрясающий по воздействию рассказ Бориса Лавренёва «Сорок первый».
Каждому гражданину России надлежит определиться в своём выборе и созидать во имя национально-ориентированного государства. Только на этих путях реально наше достойное будущее.
Галина Чудинова , член Союза писателей России, Пермь
Лавренев Б., Сорок первый.
Гражданская война. После сражения с белыми в живых остались лишь малиновый комиссар Евсюков (малиновый - из-за цвета куртки и лица), двадцать три и Марютка. Они прорвали фронт, но оказались одни в холодной пустыне. Несколько верблюдов, немного пищи - вот все, что было у красноармейцев.
"Особая между ними была Марютка. Круглая рыбачья сирота Марютка... С семилетнего возраста двенадцать годов просидела верхом на жирной от рыбьих потрохов скамье, в брезентовых негнущихся штанах, вспарывая ножом серебряно-скользкие сельдяные брюха". Когда грянула Гражданская война она добровольно ушла воевать за красных.
"Марютка - тоненькая тростиночка прибрежная, рыжие косы заплетает венком под текинскую бурую папаху, а глаза Марюткины шалые, косо прорезанные, с желтым кошачьим огнем." Она мечтательная девушка, пишущая бездарные, но от чистого сердца, стихи. Их не принимают в печать, но она с упорством строчит новые. Если ее стихи не были хороши, то стреляла Марютка без промаха "и говорила каждый раз: - Тридцать девятый, рыбья холера. Сороковой, рыбья холера."
Такая была Марютка, шедшая вместе с двадцатью тремя и Евсюковым через холодную пустыню. Переход был сложен, еда заканчивалась, боевой дух все больше угасал. На совете было решено идти до Арала, в киргизские земли. Наутро Марютка разбудила Евсюкова - она разведала, что недалеко проходит караван. Комиссар поднимает людей, и они идут навстречу киргизскому каравану. При подходе их обстреляли - среди торговцев оказалось несколько белогвардейцев. Но караван был захвачен красными. Один из белых сдался- это был поручик Говоруха-Отрок, который должен был передать в штаб белых важное донесение. Марютка стреляла в него - но промазала. 41-й остался жив.
Охрану пленного поручили Марютке. Она связала его и привязала к себе веревку. Верблюдов у красных украли киргизы, так что они продолжили свой дальнейший переход пешими. Холод и голод истощали силы людей. Но они смогли добраться до киргизских земель.
Там красных приняли, накормили, дали отдохнуть. Марютка обсуждала с поручиком свои стихи. Евсюков узнал, что на берег выбросило бот. Он решает отправить пленного, Марютку и еще двух красноармейцев в штаб. Во время плавания шторм выносит бот на берег небольшого рыбацкого острова. Товарищи Марютки погибают, Ей и Говорухе-Отроку удается спастись. Чтобы спрятаться от грозы, они прячутся в одном из рыбных сараев. Ночью бот уносит в море. Поручик заболевает. Марютка его выхаживает. В это время в ней посыпаются нежные чувства у нему. Когда наконец Говоруха-Отрок выздоравливает, они перебираются в другой сарай, где Марютка нашла оставленные хозяевами небольшие запасы муки. Там они остались, выжидая весны, когда начнут ходить по Аралу корабли и спасут их. В Марютке все больше крепнут чувства к поручику, тот тоже полюбил ее за простоту и искренность. Каждый вечер Говоруха-Отрок рассказывает девушки истории, которые когда-то читал. Он говорит, что устал, и не хочет больше бороться. Поручик предлагает Марютке бросить все и уехать с ним. Но девушка твердо считает, что должна помочь свершиться пролетарской революции. Она за победу красных. Марютка возмущена конформистским отношением Говорухи-Отрока к творящимся в стране событиям: "Другие горбом землю под новь распахивают, а ты? Ах и сукин же сын!"
"Три дня после ссоры не разговаривали поручик и Марютка". Но все же он признал правоту девушки: "Поумнел, голубушка! Поумнел! Спасибо - научила! Если мы за книги теперь сядем, а вам землю оставим в полное владение, вы на ней такого натворите, что пять поколений кровавыми слезами выть будут. Нет, дура ты моя дорогая. Раз культура против культуры, так тут уже до конца. Пока..."
В этот момент на горизонте появляется корабль. Но их спасителями были белые. Марютка строго помнила наказ Евсюкова: "На белых нарветесь ненароком, живым не сдавайся".
Она стреляет в поручика.
"Поручик упал головой в воду. В маслянистом стекле расходились красные струйки из раздробленного черепа.
Марютка шагнула вперед, нагнулась. С воплем рванула гимнастерку на груди, выронив винтовку.
В воде на розовой нити нерва колыхался выбитый из орбиты глаз. Синий, как море, шарик смотрел на нее недоуменно-жалостно.
Она шлепнулась коленями в воду, попыталась приподнять мертвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим воем:
- Родненький мой! Что ж я наделала? Очнись, болезный мой! Синегла-азенький!
С врезавшегося в песок баркаса смотрели остолбенелые люди."
Борис Лавренёв
Сорок первый
Павла Дмитриевича Жукова
Сверкающее кольцо казачьих сабель под утро распалось на мгновение на севере, подрезанное горячими струйками пулемета, и в щель прорвался лихорадочным последним упором малиновый комиссар Евсюков.
Всего вырвались из смертного круга в бархатной котловине малиновый Евсюков, двадцать три и Марютка.
Сто девятнадцать и почти все верблюды остались распластанными на промерзлой осыпи песка, меж змеиных саксауловых петель и красных прутиков тамариска.
Когда доложили есаулу Бурыге, что остатки противника прорвались, повертел он звериной лапищей мохнатые свои усы, зевнул, растянув рот, схожий с дырой чугунной пепельницы, и рыкнул лениво:
– А хай их! Не гоняться, бо коней морить не треба, Сами в песке подохнут. Бара-бир!
А малиновый Евсюков с двадцатью тремя и Марюткой увертливым махом степной разъяренной чекалки убегали в зернь-пески бесконечные.
Уже не терпится читателю знать, почему «малиновый Евсюков»?
Все по порядку.
Когда заткнул Колчак ощеренным винтовками человечьем месивом, как тугой пробкой, Оренбургскую линию, посадив на зады обомлелые паровозы – ржаветь в глухих тупиках, – не стало в Туркестанской республике черной краски для выкраски кож.
А время пришло грохотное, смутное, кожаное.
Брошенному из милого уюта домовых стен в жар и ледынь, в дождь и ведро, в пронзительный пулевой свист человечьему телу нужна прочная покрышка.
Оттого и пошли на человечестве кожаные куртки.
Красились куртки повсюду в черный, отливающий сизью стали, суровый и твердый, как владельцы курток, цвет.
И не стало в Туркестане такой краски.
Пришлось ревштабу реквизировать у местного населения запасы немецких анилиновых порошков, которыми расцвечивали в жар-птичьи сполохи воздушные шелка своих шалей ферганские узбечки и мохнатые узорочья текинских ковров сухогубые туркменские жены.
Стали этими порошками красить бараньи свежие кожи, и заполыхала туркестанская Красная Армия всеми отливами радуги – малиновыми, апельсиновыми, лимонными, изумрудными, бирюзовыми, лиловыми.
Комиссару Евсюкову судьба в лице рябого вахтера вещсклада отпустила по наряду штаба штаны и куртку ярко-малиновые.
Лицо у Евсюкова сызмалетства тоже малиновое, в рыжих веснушках, а на голове вместо волоса нежный утиный пух.
Если добавить, что росту Евсюков малого, сложения сбитого и представляет всей фигурою правильный овал, то в малиновой куртке и штанах похож – две капли воды – на пасхальное крашеное яйцо.
На спине у Евсюкова перекрещиваются ремни боевого снаряжения буквой «X», и кажется, если повернется комиссар передом, должна появиться буква «В».
Христос воскресе!
Но этого нет. В пасху и Христа Евсюков не верит.
Верует в Совет, в Интернационал, Чеку и в тяжелый вороненый наган в узловатых и крепких пальцах.
Двадцать три, что ушли с Евсюковым на север из смертного сабельного круга, красноармейцы как красноармейцы. Самые обыкновенные люди.
А особая между ними Марютка.
Круглая рыбачья сирота Марютка, из рыбачьего поселка, что в волжской, распухшей камыш-травой, широководной дельте под Астраханью.
С семилетнего возраста двенадцать годов просидела верхом на жирной от рыбьих потрохов скамье, в брезентовых негнущихся штанах, вспарывая ножом серебряно-скользкие сельдяные брюха.
А когда объявили по всем городам и селам набор добровольцев в Красную, тогда еще гвардию, воткнула вдруг Марютка нож в скамью, встала и пошла в негнущихся штанах своих записываться в красные гвардейцы.
Сперва выгнали, после, видя неотступно ходящей каждый день, погоготали и приняли красногвардейкой, на равных с прочими правах, но взяли подписку об отказе от бабьего образа жизни и, между прочим, деторождения до окончательной победы труда над капиталом.
Марютка – тоненькая тростиночка прибрежная, рыжие косы заплетает венком под текинскую бурую папаху, а глаза Марюткины шалые, косо прорезанные, с желтым кошачьим огнем.
Главное в жизни Марюткиной – мечтание. Очень мечтать склонна и еще любит огрызком карандаша на любом бумажном клоке, где ни попадется, выводить косо клонящимися в падучей буквами стихи.
Это всему отряду известно. Как только приходили куда-нибудь в город, где была газета, выпрашивала Марютка в канцелярии лист бумаги.
Облизывая языком сохнущие от волнения губы, тщательно переписывала стихи, над каждым ставила заглавие, а внизу подпись: стих Марии Басовой.
Стихи были разные. О революции, о борьбе, о вождях. Между другими о Ленине.
Ленин герой наш пролетарский,
Поставим статуй твой на площаде.
Ты низвергнул дворец тот царский
И стал ногою на труде.
Несла стихи в редакцию. В редакции пялили глаза на тоненькую девушку в кожушке, с кавалерийским карабином, удивленно брали стихи, обещали прочитать.
Спокойно оглядев всех, Марютка уходила.
Заинтересованный секретарь редакции вчитывался в стихи. Плечи его подымались и начинали дрожать, рот расползался от несдерживаемого гогота. Собирались сотрудники, и секретарь, захлебываясь, читал стихи.
Сотрудники катались по подоконникам: мебели в редакции в те времена не было.
Марютка снова появлялась утром. Упорно глядя в дергающееся судорогами лицо секретаря немигающими зрачками, собирала листки и говорила нараспев:
– Значит, невозможно народовать? Необделанные? Уж я их из самой середки, ровно как топором, обрубаю, а все плохо. Ну, еще потрудюсь, ничего не поделаешь! И с чего это они такие трудные, рыбья холера? А?
И уходила, пожимая плечами, нахлобучив на лоб туркменскую свою папаху.
Стихи Марютке не удавались, но из винтовки в цель садила она с замечательной меткостью. Была в евсюковском отряде лучшим стрелком и в боях всегда находилась при малиновом комиссаре.
Евсюков показывал пальцем:
– Марютка! Гляди! Офицер!
Марютка прищуривалась, облизывала губы и не спеша вела стволом. Бухал выстрел всегда без промаха.
Она опускала винтовку и говорила каждый раз:
– Тридцать девятый, рыбья холера. Сороковой, рыбья холера.
«Рыбья холера» – любимое словцо у Марютки.
А матерных слов она не любила. Когда ругались при ней, супилась, молчала и краснела.
Данную в штабе подписку Марютка держала крепко. Никто в отряде не мог похвастать Марюткиной благосклонностью.
Однажды ночью сунулся к ней только что попавший в отряд мадьяр Гуча, несколько дней поливавший ее жирными взглядами. Скверно кончилось. Еле уполз мадьяр, без трех зубов и с расшибленным виском. Отделала рукояткой револьвера.
Красноармейцы над Марюткой любовно посмеивались, но в боях берегли пуще себя.
Говорила в них бессознательная нежность, глубоко запрятанная под твердую ярко-цветную скорлупу курток, тоска по покинутым дома жарким, уютным бабьим телам.
Такими были ушедшие на север, в беспросветную зернь мерзлых песков, двадцать три, малиновый Евсюков и Марютка.
Пел серебряными вьюжными трелями буранный февраль. Заносил мягкими коврами, ледянистым пухом увалы между песчаными взгорбьями, и над уходящими в муть и буран свистало небо – то ли ветром диким, то ли назойливым визгом крестящих воздух вдогонку вражеских пуль.
Трудно вытаскивались из снега и песка отяжелевшие ноги в разбитых ботах, хрипели, выли и плевались голодные шершавые верблюды.
Выдутые ветрами такыры блестели соляными кристаллами, и на сотни верст кругом небо было отрезано от земли, как мясничьим ножом, по ровной и мутной линии низкого горизонта.
Эта глава, собственно, совершенно лишняя в моем рассказе.
Проще бы мне начать с самого главного, с того, о чем речь пойдет в следующих главах.
Но нужно же читателю знать, откуда и как появились остатки особого гурьевского отряда в тридцати семи верстах к норд-весту от колодцев Кара-Кудук, почему в красноармейском отряде оказалась женщина, отчего комиссар Евсюков – малиновый, и много еще чего нужно знать читателю.
Уступая необходимости, я и написал эту главу.
Но, смею уверить вас, она не имеет никакого значения.
Глава вторая
В которой на горизонте появляется темное пятно, обращающееся при ближайшем рассмотрении в гвардии поручика Говоруху-Отрока
От колодцев Джан-Гельды до колодцев Сой-Кудук семьдесят верст, оттуда до родника Ушкан еще шестьдесят две.
Ночью, ткнув прикладом в раскоряченный корень, сказал Евсюков промерзшим голосом:
– Стой! Ночевка!
Разожгли саксауловый лом. Горел жирным копотным пламенем, и темным кругом мокрел вокруг огня песок.
Достали из вьюков рис и сало. В чугунном котле закипела каша, едко пахнущая бараном.
Тесно сгрудились у огня. Молчали, лязгая зубами, стараясь спасти тело от знобящих пальцев бурана, заползающих во все прорехи. Грели ноги прямо на огне, и заскорузлая кожа ботов трещала и шипела.
Иван Стаднюк
Москва, 41
Вторая половина июля 1941 года – новый обвал потрясений, когда история в ее вечном движении вопросительно, с нарастающим беспокойством всматривалась в глаза народов и их правительств, испытывая гнетущую тревогу за завтрашний день. человечества и за пути, по которым она, история, пойдет в будущее. Стоял глобальный вопрос: выстоит ли Советский Союз под могучим напором немецко-фашистских полчищ, яростно рвавшихся к Москве?
Смоленская возвышенность будто явилась в эти дни неожиданным каменным порогом, о который споткнулась германская военная колесница и хрястнула осью. Казалось, что война, истратив накопленную энергию зла, застопорилась здесь. Но пространства в районе Смоленска продолжали в грохоте боев буйно колоситься смертью, болью, ненавистью, безнадежностью и надеждой. Сражение не утихало ни днем ни ночью, неутомимо собирая смертный оброк: гибли тысячи и тысячи людей – и защитники этой древней земли, и ее поработители – алчные пришельцы.
Немцы непрестанно и упорно кидали через Днепр свои штурмовые отряды, стремясь гусеницами танков уцепиться за правый берег и торопясь захватить северную часть Смоленска, чтобы затем крупными силами выйти наконец в тылы всей группировки войск Западного фронта, после чего путь на Москву был бы открыт окончательно.
Захватчикам противостояла здесь 16-я армия генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Изнемогая от неравенства сил, истекая кровью, дивизии этой армии огневыми и штыковыми ударами сметали врага с захваченных береговых плацдармов, сами переплывали не столь большую здесь водную ширь Днепра, бросались в атаки, тесня захватчиков в глубь южной части Смоленска, пытаясь вернуть ее.
Но тщетно: логика войны неумолима – когда вражеские самолеты с рассвета до темна десятками кружили в небе и когда на стороне немцев огромное преимущество в танках, артиллерии, да и в пехоте, потеснить их с захваченных рубежей было невозможно. Немцы тоже не могли одолеть армию генерала Лукина, пусть малочисленную, но силу которой будто умножали врожденная у россиян ненависть к поработителям и не покидавшее воинов скорбное мужество, суть которого – умение страдать и готовность идти на самопожертвование по имя Отечества. Именно так: смертная человеческая плоть была крепче огня и железа, если дух в ней не увядал. А может, отчасти и жестокая строгость поступавших свыше приказов, которые кратко, в чеканных формулировках излагали боевые задачи и сурово напоминали редеющему воинству 16-й армии и без того известную им, рвавшуюся из сердца болью истину: Смоленск – это ворота к Москве…
…Война застала генерал-лейтенанта Лукина в Виннице. В то время погруженные в железнодорожные эшелоны части его 16-й армии, начавшие выдвижение из Забайкалья на запад еще перед войной, подходили передовыми силами к местам расквартирования в районах Бердичева, Винницы, Проскурова, Старо-Константинова и Шепетовки. Последние эшелоны еще пересекали Сибирь, а генерал Лукин уже получил новый приказ: 16-я армия переходила в распоряжение Ставки Главного Командования. Ее задача – двигаться после сосредоточения навстречу врагу через Шепетовку, Острув, Ровно и далее – согласно последующим приказам.
Силы же в 16-й армии были тогда немалыми – только один ее 5-й механизированный корпус генерала И. П. Алексеенко имел более тысячи боевых машин, около трехсот танков насчитывалось в отдельной танковой бригаде, да и 32-й стрелковый корпус состоял из трех дивизий высочайшей воинской выучки.
26 июня поступил новый приказ: он перенацеливал 16-ю армию с Юго-Западного на Западный фронт – в район Орша, Смоленск. Поэтому прибывшие на Юго-Западный, но не успевшие разгрузиться эшелоны тут же направлялись по новому маршруту, а генерал Лукин помчался в Шепетовку, чтобы приостановить там разгрузку 5-го механизированного корпуса. Застал в этом заштатном городишке Подолии скопление отступивших от границы разрозненных подразделений, сотни призванных местными военкоматами рядовых и командиров и множество представителей из действующих частей, прибывших за боеприпасами, оружием, горючим, продовольствием. И нескончаемый поток беженцев с запада. Ко всему этому – непрерывные бомбежки с воздуха и диверсии переодетых в советскую военную форму немецких парашютистов.
Что было делать ему, генерал-лейтенанту Лукину, в этой кутерьме, учитывая, что к Шепетовке уже подходили разведывательные части противника, а он волей судьбы оказался здесь старшим по воинскому званию и по должности?
Первое, что предпринял Михаил Федорович, было самым элементарным: обнажив пистолет, он вместе с адъютантом лейтенантом Сережей Прозоровским, шофером красноармейцем Николаем Смурыгиным и двумя отчаянными командирами стали поперек магистральной улицы Шепетовки и своим решительным видом остановили живой поток военного и невоенного люда. Затем во дворах и в переулках по приказу генерала Лукина стали формироваться группы и подразделения, назначались их командиры, составлялись списки личного состава… И стихийный людской поток тут же стал превращаться в организованную силу…
Но силой надо управлять, как и всей скопившейся в Шепетовке несметностью представителей войсковых служб, осколков воинских частей и сотнями людей, призванных военкоматами из запаса… Ими были заполнены улицы, площади, скверы, особенно вокзал и привокзальная территория. Городишко выглядел, как гигантская толкучка, где, однако, не было никакой торговли.
И Михаил Федорович без колебаний принял на себя командование не только неисчислимым гарнизоном Шепетовки со всем его войсковым хозяйством, но и участком фронта, прикрывавшим шепетовское направление.
Об этом надо было доложить командованию Юго-Западного фронта. Связаться же со штабом не удалось. Трудно было дозвониться и в Киев: на линиях связи разбойничали немецкие диверсанты, разрушая их или подслушивая разговоры; были случаи, когда немцы от имени советского командования, включившись в наши линии, передавали на русском языке провокационные приказы. И когда генерал Лукин из кабинета начальника железнодорожной станции дозвонился в Киев первому заместителю командующего фронтом генерал-лейтенанту Яковлеву, не поверил своей удаче. Но как вести разговор без кодовой таблицы? И действительно ли на проводе Яковлев? Голос неузнаваем…
«Всеволод Федорович, это ты? Лукин докладывает».
«Я… Ты откуда звонишь?»
«Прости, пожалуйста… Если ты действительно Яковлев, скажи, пожалуйста, как зовут мою жену?»
«Понял твои опасения… Жена – Надежда Мефодиевна… А если ты Лукин, вспомни, где мы с тобой последний раз виделись?»
Действие происходит в годы Гражданской войны. По незнакомой пустыне Туркестана, после боя с белыми, движется в сопровождении пары верблюдов отряд красноармейцев под командованием комиссара Евсюкова. В отряде находились, помимо комиссара, еще 23 бойца и молодая девушка Марютка, лучший стрелок отряда, на боевом счету которой – 40 уничтоженных противников.
Переход по пустыне был тяжелым и изнуряющим, боевой настрой бойцов исчезал, не хватало воды и продуктов питания. В отряде принимается решение идти до Киргизии. Утром красноармейцы сталкиваются с торговым караваном и пытаются сблизиться с ним, но их обстреливают находящиеся среди торговцев белогвардейцы. Бойцам Красной Армии всё же удается захватить караван и взять в плен поручика Говоруху-Отрока, который доставлял важное донесение от Колчака к Деникину.
Марютке поручают охрану пленного, и та связывается себя веревками с поручиком. Затем выясняется, что верблюды украдены, и дальнейшее движение придется осуществлять пешком. В конце концов истощенные бойцы добираются до Киргизии, где их тепло встречают и дают отдохнуть. На берег течением выбрасывает лодку, и Евсюков решает отправить Марютку, говоруху-Отрока и еще двух солдат в штаб.
Во время плавания начинается шторм, красноармейцы погибают, а Марютку и поручика выбрасывает на заброшенный рыбацкий остров. Они прячутся в сарае. Говоруха заболевает, и Марютке приходится начать его лечение. В этот период у неё появляются нежные чувства к пленнику, которые оказываются взаимными. Поручик излечивается и переходит вместе с Марюткой в другое здание, где есть запасы провианта. Здесь они решают остаться до весны, пока вновь не начнут ходить корабли и не спасут их.
Поручик предлагает Марютке всё бросить и уехать с ним, но та отказывается, потому что считает себя обязанной поучаствовать в деле пролетарской революции. Они начинают ссориться, и после одного из скандалов они встречают корабль, экипаж которого пытается их спасти. На борту были белогвардейцы, и Марютка, помня приказ комиссара ни в коем случае не отпускать поручика, стреляет в него. Мертвый Говоруха-Отрок падает в воду, и тут Марютка осознает, что натворила.
Это произведение затрагивает такие темы, как любовь, преданность идеалам, готовность принести личную жизнь на алтарь общего дела. Автор как бы ставит вопрос перед читателями, как бы каждый из них поступил на месте Марютки и поручика.
Картинка или рисунок Лавренев Сорок первый
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Аристотель Поэтика
В этом труде античный мыслитель обобщил принципы понятия искусства, средства их выражения. В отличии от других, он отвел значимую роль вымыслу творца. Он считал, что искусство не должно сухо передавать действительность.
- Краткое содержание Спящая царевна сказка Жуковского
Сказка рассказывает юным читателям о добром царе Матвее и его царице. Жили они счастливо, душа в душу, но, к сожалению, не могли иметь потомство.
- Краткое содержание Айтматов Солдатенок
Авалбек впервые увидел своего отца, погибшего на войне, когда ему исполнилось 5 лет. Всё случилось во время просмотра кинофильма в совхозной кошаре, стоящей у дороги. Туда он пришёл вместе с матерью – местной телефонисткой
- Краткое содержание Семь подземных королей Волкова
Волшебная страна появилась благодаря волшебнику Гуррикапу. Он искал тихое и живописное местечко, где не было людей. Волшебник сделал красивую страну, окружил ее лесами и горами.
- Краткое содержание Быков Журавлиный крик
Шел 1941 год. Стоял осень. Этот год был особенно трудным, а сколько еще нужно было перенести впереди. Начальство комбат приказал группе военным просто с виду невыполнимую задачу. Нужно было задержать любым возможным путем войска немцев