Что значит быть в прелести. Православные святые, пострадавшие от прелести и потом исцелившиеся. Как проявляется прелесть при омрачении различных сфер человеческой души

ПРЕЛЕСТЬ:
СОСТОЯНИЕ ДУХОВНОЙ ПРЕЛЕСТИ

Дальнейшее усугубление страстей ведет к разнообразным негативным духовно-психическим состояниям, которые объединяются в святоотеческой традиции в одну общую группу, получившую название "прелести " (от "прельститься" – обмануться, ошибиться), греч. πλανη от πλαναω – сбивать с прямого пути, заставлять блуждать. Интересно, что отсюда же происходит слово планета , πλανητα αστρα, что дословно обозначает "блуждающая звезда" (христ.: Варнава (Беляев). Т. 2. 1997, с.401), поскольку планеты передвигались на небосводе не равномерными окружностями, как все остальные звезды, а спиралями, получавшимися от сложения собственного движения планет относительно Солнца с эффектом вращения самой Земли. Образ этих странных блуждающих звезд использует ап. Иуда среди других метафор для описания появившихся в то время лжеучителей: "это – безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы навеки" (Иуд. 1, 12-13).

Трудами Григория Синаита, Каллиста и Игнатия Ксанфопулы, блаж. Диадоха, Максима Капсокаливита, Симеона Нового Богослова и других св. отцов христианское учение о прелести описано вполне целостно и законченно. Приведем несколько общих святоотеческих высказываний на эту тему:

– "Великая противоборница истины и в пагубу вводительница человеков есть ныне прелесть, чрез которую в душах нерадивцев воцарился мрак неведения, отчуждающий от Бога" (христ.: Григорий Синаит. 1900, с.215);

– "Когда ум начнет ощущать благодатное утешение Святаго Духа, тогда и сатана свое влагает в душу утешение в кажущемся сладким чувстве, во время нощных успокоений, в момент тончайшего некоего сна (или засыпания)" (христ.: Диадох. 1900, с.23);

– "Прелесть, говорят, в двух видах является, или лучше находит, – в виде мечтаний и воздействий... Первая бывает началом второй, а вторая началом третьей еще – в виде исступления. Началом мнимого созерцания фантастического служит мнение (притязательное на всезнайство), которое научает мечтательно представлять Божество в какой-нибудь образной форме, за чем следует прелесть, вводящая в заблуждение мечтаниями..." (христ.: Григорий Синаит. 1900, с.214). "Второй образ прелести в виде воздействий бывает вот каков: начало имеет она в сладострастии, рождающемся от естественного похотения... Распаляя все естество и омрачив ум сочетанием с мечтательными идолами, она приводит его в исступление опьянением от палительного действа своего... В сем состоянии прельщенный берется пророчествовать, дает ложные предсказания, предъявляет, будто видит некоторых святых, и передает слова, будто ими ему сказанные..." (там же);

– "В некоторых из своих писаний славные отцы наши указывают признаки непрелестного и прелестного просвещения, как сделал и треблаженный Павел Латрский, когда вопросившему его о сем ученику своему, сказал: "свет силы вражеской огневиден, дымоват и подобен чувственному огню; и когда душа, обуздавшая страсти и очистившаяся от них, увидит его, с неприятностию относится к нему и гнушается им; свет же Духа благого благ, радостотворен и чист, и приближаясь освящает светом, радостию и тихостию исполняет душу, и делает ее кроткою и человеколюбивою"" (христ.: Каллист и Игнатий Ксанфопулы. 1900, с.382);

– "Иные признаки прелести и иные – благодати. Когда злой дух прелести приближается к человеку, то возмущает ум его и делает диким, сердце ожесточает и омрачает, наводит боязнь и страх и гордость, очи извращает, мозг тревожит, все тело в трепетание приводит, призрачно пред очами показывает свет не светлый и чистый, а красноватый, ум делает исступленным и бесноватым" (христ.: Из жития Максима Капсокаливита. 1900, с.475-476).

Особое внимание уделяется учению о прелести в русской православной церкви (в отличие от католицизма и протестантизма). Наиболее же авторитетным дореволюционным писателем на эту тему был святитель Игнатий (Брянчанинов): "Епископ Игнатий, наверное, как никто из других святых отцов, особенно детально и точно исследует природу прелести в разных ее видах, он использует весь опыт древнего монашества, чтоб раскрыть множество тонких бесовских козней, предостеречь от них..." (Лазарь архим. 1997, с.138). Еп. Игнатий пишет о прелести во многих своих работах, особенно подробно он останавливается на ней в особой главе "О прелести" в работе "О молитве Иисусовой" (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 1. 1993, с.228-256). Там он пишет: "Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения, произведенное падением праотцов наших. Все мы – в прелести. Знание этого есть величайшее предохранение от прелести. Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести" (там же, с.228). Из другой его работы, "Видение Христа": "Труден выход из самообольщения. У дверей стоит стража; двери заперты тяжеловесными крепкими замками и затворами; приложена к ним печать адской бездны. Замки и затворы – гордость и самообольщенных... Печать несокрушимая – признание действий самообольщения действиями благодатными" (там же, с.104).

И далее: "Прелесть, когда приступает к человеку, мыслию ли, или мечтанием, или тонким мнением, или каким явлением, зримым чувственными очами, или гласом из поднебесной, слышимым чувственными ушами, – приступает всегда не как неограниченная властительница, но как обольстительница, ищущая в человеке согласия, от согласия его приемлющая власть над ним. Всегда действие ее, внутри ли оно, или снаружи человека, есть действие извне; человек может отвергнуть его. Всегда встречается прелесть первоначально некоторым сомнением сердца; не сомневаются о ней те, которыми она решительно возобладала" (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. 1993, с.319).

Вот как свят. Игнатий описывает находящегося в состоянии прелести и самообольщения: "Не есть, не пьет, не спит, зимою ходит в одной рясе, носит вериги, видит видения, всех учит и обличает с дерзкою наглостию, без всякой правильности, без толку и смысла, с кровяным, вещественным, страстным разгорячением... Святой, да и только!" (там же, т. 2, 1993, с.241). По поводу разгорячения свят. Игнатий предупреждал: "Не ошибитесь! человеческого разгорячения не сочтите действием Божественного огня. Многие ошиблись и впали в пагубное самообольщение. Из состояния разгоряченного возникли бесчисленные заблуждения..." (там же, т. 4, 1993, с.506).

Современный православный пастырь выделяет в прелести следующие признаки: навязчивое стремление к "святым и божественным" чувствам, открытость и готовность быть "восхищенным" некиим духом, поиски не Бога, а "духовных утешений", самоопьянение, которое принимается за "состояние благодати", невероятная легкость, с которой человек становится "созерцателем" или "мистиком", "мистические откровения" и псевдодуховные состояния (христ.: Лазарь архим. 1997, с.65). Настоящая же христианская духовность обладает качествами ненавязчивости и даже неприметности, ибо специально старается быть такой.

Особым типом прелести является "мнение ". Как писал о нем свят. Игнатий (Брянчанинов): "Этот род прелести – ужасен... Одержимый этою прелестию мнит о себе, сочинил о себе "мнение", что он имеет многие добродетели и достоинства, – даже, что обилует дарами Святого Духа" (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. 1993, с.245); "Приписывающий себе духовные делания, добродетели, достоинства, благодатные дары, льстящий себя и почитающий себя "мнением", заграждает этим "мнением" вход в себя и духовным деланиям, и христианским добродетелям и Божественной благодати, – открывает широко вход греховной заразе и демонам" (там же, с.246); "Зараженные прелестию "мнения" встречаются очень часто. Всякий, не имеющий сокрушенного духа, признающий за собою какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий, не держащийся неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о каком либо догмате, или предании произвольно, по своему усмотрению, или по учению инославному, находится в этой прелести" (там же, с.247). Противоположным "мнению" является состояние нищеты духа: "От Бога имеем и бытие, и пакибытие, и все естественные свойства, все способности, и духовные и телесные. Мы – должники Богу! Долг наш неоплатим! Из такого воззрения на себя образуется само собою для нашего духа состояние, противоположное "мнению", состояние, которое Господь назвал нищетою духа, которое заповедал нам иметь..." (там же, с.248).

Крайней степенью прелестного мнения является ересь , которая "может периодически возобновляться как типологически устойчивое пленение ума" (Гаврюшин. 1997, с.25). В ереси соединяются воедино многие негативные духовно-психические состояния: мнение, самообольщение, гордыня, своеволие и т. д.

Состояния прелести, самообольщения, мнения и ереси приводят к духовной и телесной деградации человека: "Прелесть действует первоначально на образ мыслей; будучи принята и извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю деятельность его, отравляет тело, как неразрывно связанное Творцом с душею" (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. 1993, с.229-230). В этих состояниях нередко проявляются различные аномальные психофизиологические феномены: деперсонализация, особые ощущения тела – легкость, невесомость, полет и т. д. Святитель Игнатий (Брянчанинов) приводит несколько подобных примеров:

– старец, находящийся в прелести, отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его, что "отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он, старец, находясь в Площанской Пустыне в пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский архимандрит с братиею прикладываются к руке" (там же, с.237);

– молодой монах, находящийся в прелести, жил в пустыне далеко от скита, за заливом; однажды вечером, в осеннее время, он посетил старцев скита; когда он прощался с старцами, они предостерегали: "не вздумай пройти по льду, лед только что встал, и очень тонок"; монах отвечал тихим голосом, с наружной скромностью: "я уже легок стал" (там же, с.251-252); но стал легок он только по своеобразным ощущениям своего тела, он все-таки пошел по льду, провалился и утонул;

– афонский монах, впавший в прелесть, рассказывал еп. Игнатию: "сколько уже раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что ангелы восхитят меня, и поставят на Афоне!" (там же, с.239); духовный опыт свят. Игнатия позволил ему предугадать подобное состояние монаха; приведенное выше откровенное высказывание монаха произошло после следующего диалога еп. Игнатия с ним: “При продолжении беседы говорю ему: "смотри, старец! будешь жить в Петербурге, – никак не квартируй в верхнем этаже; квартируй непременно в нижнем". Отчего так? возразил Афонец. "От того, отвечал я, что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнего этажа, да уронят, то убьешься до смерти; если ж понесут из нижнего, и уронят, то только ушибешься"” (там же, с.239).

Похожее явление известно и по собственному описанию основателя старообрядчества – протопопа Аввакума: "В нощи вторые недели, против пятка, распространился язык мой и бысть велик зело, потом и зубы быша велики, а се и руки быша и ноги велики, потом и весь широк и пространен под небесем по всей земле распространился, а потом Бог вместил в меня и небо, и землю, и всю тварь" (доп.: Аввакум. 1960, с.200).

Основными внутренними причинами прелести являются неправильные действия ума, или неправильные действия сердца (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. 1993, с.255). Кроме того, важную роль при этом могут играть и действие страстей тела (плоти), и негативные прилоги темных духовных сил.

Но в борьбе с прелестью, как и в любом сложном деле, Бог помогает человеку своей благодатью. Так что, по мнению святителя Феофана Затворника, значение прелести не нужно чрезмерно и преувеличивать: "Прелести нечего бояться. Она случается с возгордившимися... кои начинают думать, что как зашла теплота в сердце, то это уже и есть конец совершенства. А тут только начало, и то, может быть, не прочное. Ибо и теплота, и умирение сердца бывают и естественные, – плод сосредоточения внимания. А надо трудиться и трудиться, ждать и ждать, пока естественное заменено будет благодатным" (христ.: Феофан Затворник. Вып. 2. 1994, с.195-196).

Исходя из всего сказанного, к состояниям, если и не идентичным, то, по крайней мере, достаточно близким состояниям прелести, можно отнести и различные "измененные состояния сознания ": психоделические состояния, наркотические и мистические экстазы (исступления), "откровения", просветления, общение с "голосами", "космическим разумом", инопланетянами и т. д.

О необходимости быть осторожным по отношению к "необычным" духовно-психологическим состояниям писали и пишут как современные и дореволюционные христианские авторы, так и авторитетные древнехристианские аскеты:

– "Все свои козни, сети, капканы злые духи облекают в самые красочные привлекательные одежды. Поэтому мы, христиане, стараемся быть очень недоверчивыми ко всем "сладким", "приятным", "особенным" своим душевным состояниям, не принимаем без тщательных проверок никаких "откровений", "видений", "просветлений", "явлений", "блаженных состояний" и т. п. необычностей" (христ.: Лазарь архим. 1997, с.49-50);

– "Дело духовное не в восторгах: самое лучшее его проявление есть "дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно"" (христ.: Феофан Затворник. Вып. 5. 1994, с.181);

– "Есть действия от крови, кажущиеся для неопытных действием благодати, а оно не благое, и не духовное, – оно из падшего естества нашего, и познается потому, что порывисто, горячо, нарушает мир в себе и ближних. Действие духовное рождается из мира и рождает мир... Всякое разгоряченное чувство – кровяное! Не сочти усердием, ревностию по благочестию, любовию к Богу и ближним. Нет – это движение души, произведенное в ней нервами, кровию. А кровь приводится в движение душевными страстями, которые – орудия и цепи миродержца..." (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 7. 1993, с.86-87). Он же: "Святая истина извещевает сердцу тишиною, спокойствием, ясностью, миром, расположением к покаянию, к углублению себя..." (там же, т. 4, 1993, с.453);

– "Любящий Бога и заповеди Его соблюдающей облекается свыше сходящею силою Святого Духа, Который не является чувственно, в виде огня, и не приходит с великим шумом и дыханием бурным (это совершилось только на Апостолах – для неверующих), но зрим бывает умно, как умный свет, и приходит с тихостию, принося обрадование, – что есть отсвет первого оного вечного света, и отблеск непрестающего блаженства" (христ.: Симеон Новый Богослов. Т. 1. 1993, с.174);

– "Всякий помысл, которому не предшествует тишина смирения, не от Бога происходит, но явно от левой стороны. Господь наш приходит с тихостию; все вражеское бывает со смущением и мятежом" (христ.: Варсонофий Великий, Иоанн. 1995, с.16).

И по библейскому слову Бог является в тихом веянии: "Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра" (3 Цар. 19, 11-12).

К измененным состояниям сознания относится и модный сегодня на Западе "психоделический опыт", распространенный в первую очередь в трансперсональной психологии. Вот что в последней пишут о нем: "Психоделический опыт – это путешествие в новые области сознания. Сфера действия и содержание этого опыта беспредельны, а его отличительной особенностью является выход (трансценденция) за пределы вербальных понятий и пространственно-временных измерений, за пределы эго, или личности" (пс.: Лири, Метцнер, Олперт. 1998, с.13). И далее: "К такого рода опыту расширенного сознания можно прийти разными путями: с помощью сенсорной депривации, упражнений йоги или систематической медитации; этот опыт может иметь место в минуты религиозных или эстетических экстазов, а также может возникать спонтанно" (там же, с.13). Таким образом, это все-таки не абсолютно новые области сознания. А смысл этих пространных рассуждений в том, чтобы подвести читателей к отождествлению религиозного и психоделического опыта. Но при этом последний, по их мнению, имеет значительное преимущество: "В последнее время этот опыт стал доступен любому человеку благодаря открытию таких психоделических препаратов, как ЛСД, псилоцицибин, мескалин, ДМТ и так далее" (там же, с.13). Таким образом, понятно, куда клонят авторы: если религиозный и психоделический опыты близки, то, конечно же, лучше предпочесть последний – из-за легкости в его достижении. А чтобы не было беспокойства от необходимости использования при этом наркотиков, можно черное назвать белым: "психоделические препараты не являются наркотиками в обычном смысле этого слова" (там же, с.162). Кроме того, чтобы отгородиться от научной критики, можно попытаться дискредитировать всю европейскую науку и вообще Европу, переметнувшись на Восток: "философия и психология Востока – со свойственной им поэтичностью, основанные на переживании, обращенные внутрь, плавно эволюционирующие, открытые для развития – более естественно адаптируются к открытиям современной науки, чем построенная на логических принципах западная психология с ее строгой определенностью, экспериментальным характером и стремлением облечь все в конкретную форму" (там же, с.37). При этом подобные авторы забывают, или просто не хотят замечать антиличностный и антипсихический характер восточных религиозных и философских учений. Это только еще раз подтверждает необоснованность и неистинность их "психоделического опыта".

Все сказанное о прелести и измененных состояниях сознания относится и к такому состоянию, как исступление или экстаз .

Греческое слово "экстасис" (εκστασις) означает "выход из себя", "исступление". Греки употребляли это слово, когда хотели описать то особое состояние, когда человек терял свою волю и сознание, полностью отдаваясь на милость своему демону или какому-нибудь божеству, который с этого момента управлял им – делая его полубезумным, как убивающего овец вместо воинов Аякса у Софокла (антр.: Дорофеев. 2004, с.79).

Понятно, что с христианской точки зрения такие состояния должны оцениваться достаточно негативно:

– "Многие подвижники, приняв естественную любовь за Божественную, разгорячили кровь свою, разгорячили и мечтательность. Состояние разгорячения переходит очень легко в состояние исступления. Находящихся в разгорячении и исступлении многие сочли исполненными благодати и святости, а они несчастные жертвы самоообольщения" (христ.: Игнатий (Брянчанинов). Т. 1. 1993, с.129); "В святых Отцах Восточной Церкви отнюдь не видно разгоряченного состояния крови. Они никогда не приходят в энтузиазм..." (там же, т. 4, 1993, с.510);

– "Некоторые говорят, что они пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию наития Божия богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется Божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность?" (христ.: Василий Великий. 2002, с.8); "Пророки говорили не в исступлении" (христ.: Василий Великий. 2002, с.338);

– "Когда же увидишь ум свой во вне или в высоту влекомым от некоей невидимой силы, не верь сему и не попускай уму влекому быть..." (христ.: Григорий Синаит. 1900, с.233);

– "выводить ум не из телесного помышления, а из самого тела, за пределами которого он якобы улучает умные созерцания, есть злейшее эллинское обольщение, корень и источник всякого злоучения, бесовское изобретение, наука, порождаемая безумием и порожденная недоумием" (христ.: Григорий Палама. 1995, с.45).

Эта достаточно категоричная позиция Григория Паламы является принципиальным положением, вытекающим из святоотеческого противопоставления экстравертированности и интровертированности (направленности наружу и внутрь): первая происходит от стремления к соблазнам внешнего мира (появившегося после грехопадения прародителей в раю), и, наоборот, интроверсия есть обращенность человека внутрь себя, к находящемуся там царству Божию (Лк. 17, 21), а значит, и к Богу.

Поэтому неудивительно, что в православии к экстазу отношение весьма критическое. Против экстаза выступали многие отцы первых веков церкви: Ириней Лионский (II в.), Тертуллиан (III в.), Иоанн Златоуст (IV – нач. V в.), Григорий Нисский (IV в.), Евагрий Понтийский (IV в.) и др. Последний, например принципиально не использовал даже сам термин "экстаз", хотя он широко употреблялся в его время в обыденном языке, философских учениях и т. д. Даже у такого свободолюбивого мыслителя, как Ориген, слово "экстаз" почти всегда имеет отрицательный смысл: он есть безумие, потеря умственного равновесия (см.: христ.: Лосский В. 1995, с.42). И по блаж. Августину крайне важна обращенность внутрь, а экстаз происходит только "внешним образом" (христ.: Августин. Т. 2. 1998, с.526-527).

И наоборот, ярко выраженную экстатическую направленность имеют многие околохристианские секты и антихристианские учения. Так, например, монтанизм в своем искании харизматических экстазов готов был обвинить Церковь в измене апостольской линии. Церковь якобы сошла с того пути, на котором она жила в апостольский век, что в Церкви иссякли те силы, которые когда-то действовали в ней, что в ней угас огонь пророчества (христ.: Киприан (Керн). 1996, с.172). С православной точки зрения экстазы, видения и откровения не являются чем-то самодостаточным самим по себе: при этом важно их содержание и то, как они совершаются. Все эти сектантские "откровения" происходят вне и против церкви: монтанисты претендовали на то, что во все предыдущее время не было полноты Божественного откровения, которое именно они только и приносят.

Экстатические переживания представляют собой основной источник магических и религиозных сил во многих архаических (дохристианских) верованиях (доп.: Элиаде. 1998, с.254).

В том же случае, когда термин "экстаз" ("исступление") иногда используется и в православии, нужно иметь в виду, что он имеет, по крайней мере, два значения. Первое – абсолютно отрицательное: экстаз-исступление как утрата разума, безумие, сумасшествие, вызванное разными причинами, в особенности же грехами и бесами (христ.: Иларион (Алфеев). 1998, с.391). Второе значение этого термина несет более положительный смысл: как "изумление", "восхищение" или "удивление" (там же, с.392). Но при этом этот термин имеет совсем другое понимание, чем в язычестве, ибо он не связывается с выходом из тела: "Это не исступление души из тела, но удаление ума от рассудка и окружающего мира и обращение его в сердце. При этом не приостанавливается действие психических и мыслительных способностей подвижника, но происходит сдерживание телесной деятельности (сна, еды и т. д.)" (христ.: Иерофей (Влахос). 1999, с.133). Такое состояние не имеет ничего общего с языческим экстазом-исступлением, что необходимо иметь в виду при чтении житий святых, в которых находится множество описаний различных особых состояний.

С другой стороны, в святоотеческой традиции можно найти и такое мнение, согласно которому есть две стадии экстаза: импульсивный, восторженный экстаз новоначальных и непрестанный экстаз совершенных. Последний есть созерцание Божественного света без собственно "экстатических" признаков – потери самосознания, выхода из тела и пр. Первый вид экстаза по мере преуспеяния человека на пути подвижничества должен уступить место второму (христ.: Иларион (Алфеев). 1998, с.402-403).

Вот как об этом писал великий христианский мистик Симеон Новый Богослов: "Слыша, что когда такой-то святый пришел в созерцание Бога, то восхитился ум его, и он столько и столько дней и ночей провел, совершенно не помня ничего земного, но вместе со всем другим забыл и собственное свое тело, пребывая пригвожденным к созерцанию оному всею душею и всеми чувствами своими, – слыша, говорю, об этом, они полагают, что нечто подобное будет и в другой жизни в царствии небесном, совершенно не понимая божественных и духовных вещей... Неведомо им, что такое восхищение ума бывает не у совершенных, но у новоначальных" (христ.: Т. 1. 1993, с.414). Подобное созерцание, есть "созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей" (там же, с.417). "Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании оного света, не возвращаясь вспять в мир, тогда отверзается ему небо ли, или око сердца его, т. е. ум... и свет оный входит внутрь души его, свет пресветлый и предивный, и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вмещать его человеческое естество, или сколько он того достоин" (там же, с.417). "Находясь же в сем свете, или, лучше сказать, с сим светом, он не как в исступлении бывает, но видит и себя самого и то, что окрест его, т. е. видит, в каком состоянии сам находится, и в каком состоянии находятся другие" (там же, с.417). То есть, фактически, особые благодатные состояния только кажутся новоначальному подвижнику экстазом-исступлением, а на самом деле таковыми не являются.

Иногда приводят следующую цитату из Симеона Нового Богослова об "исступлении": "я прихожу в исступление, и совершенно отчуждаюсь всего, что – на земле" (христ.: Симеон Новый Богослов. Т. 3. 1993, с.107). Но в таком исступлении не происходит потери личности, что наблюдается при экстазе. Продолжим цитату из Симеона Нового Богослова. Он пишет сразу после предыдущего: "...непрестанными гласами восхваляя Тебя, Боже мой, и замечая в себе самом необычайное изменение и (необычайный) способ заступления всемогущей руки " (там же). А вот как он описывает, что же с ним произошло в этом "исступлении": "Совлекши меня сперва тления и смерти и всего меня освободив с ощущением и познанием [того], Он – что поразительнее всего – показал меня новым небом и (Сам)-Творец всего вселился в меня..." (там же, с.109). Таким образом, Симеон Новый Богослов хотя и использует термин исступление , но вкладывает в него совершенно другой смысл. При этом сама метафора исступления нужна была ему только для подчеркивания важности и необычности данного состояния, а суть же самого состояния у него заключается никак не в направленности вовне (как в экстазе), а именно в обращенности внутрь.

Насколько личный опыт Симеона Нового Богослова является показательным для христианства вообще? Так, например, существует следующая точка зрения: "Мистический опыт Симеона был исключительным даже по сравнению с другими великими представителями восточно-христианской традиции. То, о чем Павел упоминает как о событии четырнадцатилетней давности и в чем "хвалится" четырнадцать лет спустя (ср. 2 Кор. 12:2-4), Симеон испытывал многократно, чтобы не сказать – регулярно. А достижения великих святых, вызывавшие удивление агиографов, Симеон считал свойственными новоначальным" (христ.: Иларион (Алфеев). 1998, с.403). Если мы почти ничего не знаем о мистическом опыте других св. отцов, то это не потому, что его не было, а потому, что это является тайной внутренней жизни подвижников. И здесь, кстати, нужно быть очень осторожным в сравнениях внутреннего опыта святых. Вот евангельское описание упоминаемого автором мистического опыта ап. Павла: "Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать" (2 Кор. 12, 2-4). Свидетельствуют ли эти слова о единственности (однократности) данного явления у ап. Павла? Отнюдь, нет. В данном случае речь идет о самом факте совершения подобного события, и количественно-биографический аспект ("мне столько-то раз явилось то-то и то-то") здесь просто не нужен. Кстати, в другом месте ап. Павел пишет: "И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился" (2 Кор. 12, 7). Анализ этого места может говорить очень о многом: во-первых, о количестве апостольских откровений (во множественном числе), во-вторых, об их качестве – их "чрезвычайности".

И наоборот, можно ли на основе писаний Симеона Нового Богослова утверждать, что он "регулярно" был восхищаем в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать? Скорее нет, тем более, что он и сам на это не претендует. И, как нам кажется, это весьма принципиально. С одной стороны, Симеон Новой Богослов постоянно подчеркивает реальность духовного, а отсюда и "ощутительность" духовных даров. Но, с другой стороны, в святоотеческой традиции есть правило не стремиться к особым мистическим состояниям, что является показателем духовной незрелости. А духовная зрелость, таким образом заключается в увеличении духовной трезвости и осторожности, а не в увеличении количества "откровений" и "видений". Последние и были свойственны Симеону Новому Богослову в молодости, но он сам отошел от них в зрелые годы. Поэтому, как нам кажется, совершено неправильно представлять духовный путь Симеона Нового Богослова в виде перехода "от драматичных и редких экстазов в юности к более частым, но, возможно, менее эмоционально окрашенным видениям и откровениям в зрелости" (христ.: Иларион (Алфеев). 1998, с.403). Скорее всего произошел отход от экстазов и исступлений как таковых, и переход к внутреннему самоуглублению, которое также очень необычно по отношению к обычному состоянию, но является не экстазом (выходом из себя) в собственном смысле, а интроверсией и интроонтией (вхождением внутрь себя и пребыванием там).

И в заключение остановимся на библейском понимании экстаза. В тексте Нового Завета это слово встречается несколько раз и обозначает, во-первых, необычные эмоции – "изумление", "ужас":

– "И девица тотчас встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати. Видевшие пришли в великое изумление (εκστασει)" (Мк. 5:42);

– "И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас (εκστασις), и никому ничего не сказали, потому что боялись" (Мк. 16:8);

– "И ужас (εκστασις) объял всех, и славили Бога и, быв исполнены страха, говорили: чудные дела видели мы ныне" (Лк. 5:26);

– "и узнали его, что это был тот, который сидел у Красных дверей храма для милостыни; и исполнились ужаса и изумления (εκστασεως) от случившегося с ним" (Деян. 3:10).

Во-вторых, это слово используется для обозначения некоего "исступления":

– "И почувствовал он голод, и хотел есть. Между тем, как приготовляли, он пришел в исступление (εκστασις) и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю" (Деян. 10:10-11);

– "в городе Иоппии я молился, и в исступлении (εκστασει) видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне" (Деян. 11:5);

– "Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление (εκστασει) и увидел Его, и Он сказал мне: поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне" (Деян. 22:17).

Но у апостолов Петра и Павла в этих случаях не было ничего собственно "экстатического" – потери сознания и своей личности, исступления из ума или непроизвольного подчинения чужой воле. Наоборот, сознание апостолов проясняется, естественные психические силы возвышаются и просветляются, так что становятся утонченными и восприимчивыми к божественным откровениям и видениям. Такие состояния названы экстазом только в смысле возвышения их над обычным порядком и естественным состоянием (христ.: Зарин. 1996, с.466).

Что касается Ветхого Завета, то описываемые там особые состояния пророков при божественном откровении, также имеют мало общего с древнегреческим экстазом, а, скорее, являются его противоположностью по целому ряду параметров: сознательности, нравственной ответственности, свободы выбора и т. д. (Владимирский. 1902, № 13, с.62).

Иногда в настоящее время предлагают использовать термин экстаз в тех случаях, когда он якобы более подходит по контексту, чем другие понятия – например, при переводе некоторых ветхозаветных мест. Это происходит в первую очередь от того, что в наиболее раннем и авторитетном переводе Ветхого Завета на греческий язык (так называемом переводе семидесяти толковников) в некоторых случаях использовался именно термин "экстаз". Насколько правомерно было использование именно этого понятия? То, что по переводу LXX, является экстазом (греч. εκστασις), есть древнееврейское слово hmdrt , "тардема". Это слово 7 раз употребляется в Ветхом Завете. В шести случаях (Быт. 2, 21; Быт. 15, 12; 1 Цар. 26, 12; Ис. 29, 10; Иов. 4, 12; Иов. 33, 14), оно обозначает особое состояние – некий сон, который приходит не от обычной усталости, а от Бога (Ч. 1: Кураев. 1996, с.281). По-русски эти места переведены так: "И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию" (Быт. 2, 21); "При захождении солнца крепкий сон напал на Аврама, и вот, напал на него ужас и мрак великий" (Быт. 15, 12); "И взял Давид копье и сосуд с водою у изголовья Саула, и пошли они к себе; и никто не видел, и никто не знал, и никто не проснулся, но все спали, ибо сон от Господа напал на них" (1 Цар. 26, 12); "навел на вас Господь дух усыпления и сомкнул глаза ваши, пророки, и закрыл ваши головы, прозорливцы" (Ис. 29, 10); "среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей, объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои. И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне" (Иов. 4, 13-15); "Бог говорит... во сне, в ночном видении" (Иов. 33, 14-15).

Поэтому, очевидно, что в библейском контексте понятие "тардемы" имеет никак не экстатический, направленный во вне характер, а как раз наоборот, характер интровертный, направленный внутрь . С этой точки зрения, как нам кажется, русский вариант перевода тардемы как "крепкий сон", "сон от Господа" и "дух усыпления", хотя и недостаточно отражает все разнообразие ее значений, но все же намного удачнее и правильнее, чем греческо-европейский перевод через термин "экстаз".

Сегодня мы поговорим о распространенном, но часто не совсем верно понимаемом выражении «впасть в прелесть».

Начнем с того, что человек, который не прикладывает усилий для достижения Вечной Жизни и Небесного Царства, не может попасть в духовную прелесть в том смысле, в каком это употребляется в духовной, особенно аскетической, литературе. Вернее будет это назвать прелестью в узком смысле.

Мы часто в обиходе употребляем слово «прелесть» не в прямом значении. Нередко говорим, к примеру: «Какая прелестная девушка», «Какое прелестное платье». Однако слово «прелесть» происходит от слова «лесть», то есть обман, причем лесть или обман в усиленной форме, как бы в превосходной степени.

В широком смысле прелестью можно назвать всякое жизненное или духовное заблуждение, неправильное понимание смысла жизни, своего назначения в этом мире, воли Божией и всякое уклонение от пути правильной христианской жизни. Но духовные ошибки, грехи, заблуждения в той или иной степени имеют все люди, живущие на земле. Поэтому в таком широком смысле мы все в той или иной степени находимся в духовной прелести. Истоки всей этой прелести, конечно, от дьявола, который обманом ввел первых людей в грех и по сей день успешно трудится в этой области.

В узком же смысле духовной прелестью обычно называется искажение добродетельной христианской жизни гордостью и самомнением.

Православные подвижники говорят, что не нужно бояться прелести, так как она случается с возгордившимися, которые начинают обращать усиленное внимание на те духовные ощущения, которые получают во время молитвы. У них возникает мнение, что это уже вершина духовной жизни и плод их личного молитвенного подвига. Но «и теплота, и умирение сердца бывают и естественные, – плод сосредоточения внимания. А надо трудиться и трудиться, ждать и ждать, когда естественное заменено будет благодатным» (Игумен Харитон. О молитве Иисусовой. Финляндия. Изд. Ново-Валаамского монастыря. 1991. С. 184).

Если человек стремится в молитве не просто предстоять перед Богом, а хочет снова и снова получать сладостные духовные ощущения, то это уже путь к духовной прелести. Врагу человеческого спасения не представляет особого труда подсунуть человеку духовные ощущения, очень схожие с благодатными. И верующий, переживающий вновь и вновь духовную радость от молитвы, теряет бдительность и начинает считать себя особым избранником Божиим, свысока смотреть на других. При этом могут быть и видимые атрибуты христианского поведения: внешнее смирение, очи, опущенные вниз, многочасовые молитвенные стояния, частое участие в длительных богослужениях и т.д. Однако при этом такой человек «не имеет кротости, потому что не взыскал ее с трудом и не готовил себя быть кротким, не имеет смиренномудрия, потому что не просил и не принуждал себя к этому; не имел любви ко всем, потому что не имел об этом попечения, не искал этого в усиленном прошении» (Игумен Харитон. Указ. соч. С. 185).

Если христианин понуждает себя к молитве, даже когда нет никакого желания молиться, то таким же образом надо принуждать себя к любви и кротости, к терпению и приобретению христианских добродетелей, о которых говорится в книгах Священного Писания Нового Завета!

«Если смиренномудрие и любовь, простота и благость не будут в нас тесно соединены с молитвою, то самая молитва, лучше же сказать – эта личина молитвы, весьма мало может принести пользы» (там же. С. 186).

Для успеха в молитве и для избежания прелести необходим самоотверженный труд, когда в молитве мы ищем не радости, покоя, а именно усиленного внимания к словам молитвы. Тогда и молиться будет легче, и искушения, которые бывают связаны с молитвой, будут ослабевать.

Кроме того, особо следует заметить, что в основу духовной жизни прежде всего должно быть положено постоянное ежедневное и вдумчивое изучение Священного Писания Нового Завета.

Хорошим подспорьем в духовной жизни православного христианина может быть и тайно совершаемая Иисусова молитва. Как пишет игумен Харитон, «сумасшествие от молитвы Иисусовой может произойти тогда, когда творя сию молитву, не отстают от каких-то грехов и привычек грешных, которые осуждает совесть. При этом внутри происходит глубокий разлад, прогоняющий всякую мирность сердца… Отсюда помутиться может и голова, и понятия придти в смятение и запутанность» (Там же. С. 189).

Духовная прелесть в разных формах является довольно распространенным явлением. На начальных ступенях возможно еще достучаться до человека и постараться помочь ему исправить свой духовный путь. Но если человек глубоко погрузится в это состояние, то остается только о нем молиться.

Признаки неправильной духовной жизни можно заметить у тех людей, живущих в мире (не имеем в виду монашествующих), которые открыто пользуются четками и на глазах у всех творят Иисусову молитву. А ведь Господь заповедал нам совершать тайную молитву: Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6, 6). В данном случае речь идет не об общественной молитве, а о личной, когда человек должен уйти в свой собственный внутренний мир, закрыв двери сердца, чтобы там в душе побыть вдвоем с Богом в молитве к Нему. Никому не надо показывать свою молитву, она должна быть тайной для окружающих.

Другой весьма распространенный пример духовной прелести – слышание явно или в душе разных голосов, которые дают нам вполне даже хорошие советы. Категорически нельзя вступать с ними в диалог и обращать внимание на их слова. Это путь к глубокому психическому расстройству, очень нередко ведущий в итоге к самоубийству.

Характерно для людей, «зараженных прелестью», и переключение внимания с Иисуса Христа и Его Евангельского учения на что-либо иное: внешние подвиги, погоню за чудесами, прозорливыми старцами, новыми откровениями, якобы от Бога, и тому подобное.

В современных многочисленных сектах разного направления пышным цветом развивается духовная прелесть – глубоко и широко.

Во всех подобных случаях «заражения» людей прелестью надо стремиться сосредоточить их внимание на изучении Божиего Откровения Нового Завета и усердном исполнении Евангельского учения в своей жизни.

Молитва за заблуждающихся, терпение и любовь – вот средства, необходимые с нашей стороны к тем людям, которые заразились этой духовной болезнью.

Настоятель Скорбященского храма г. Клина
протоиерей Борис Балашов

Опасность прелести в духовной жизни
Автор: Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Если смиренномудрие и любовь, простота и благость не будут в нас тесно соединены с молитвой, то сама молитва, лучше же сказать - личина молитвы, весьма мало может принести нам пользы. И это утверждаем не об одной молитве, но и о всяком подвиге и труде: девстве, или посте, или бдении, или псалмопении, или служении, или о каком бы то ни было делании, совершаемом ради добродетели



Автор: Виталий Питанов
В данной статье мы попытаемся ответить на следующие вопросы. Существует ли такое явление, как "чистый" непредвзятый духовный опыт? Тождественен ли духовный опыт христианина и эзотерика или, скажем, индуиста? Достаточно ли одного духовного опыта для утверждения истинности того или иного учения? Можно ли на основании личного духовного опыта утверждать идею единства духовного источника всех религий?



Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт " ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.

Что такое духовная прелесть, откуда она берется, можно ли застраховаться от нее, объясняет архимандрит Маркелл (Павук), духовник Киевских духовных школ.

– Отче, что такое духовная прелесть? Откуда она берется?

– В русском языке слово «прелесть» имеет положительный оттенок, но в духовном отношении прелесть – это неосознаваемое человеком ложное состояние души, когда ему под воздействием страсти гордыни хочется казаться лучше, чем он есть на самом деле. Всякое безмерное приукрашивание себя дорогой одеждой, косметикой, витиеватыми словами, наигранными поступками, улыбками – виды прелести. Красота ее обманчива, и она никак не может спасти мир, а наоборот, обманывает и разрушает его. Правда, у каждого человека есть внутренняя врожденная защитная реакция, при помощи которой можно почувствовать неискренность других, но не всегда сразу поймешь, в чем дело.

В состоянии прелести человек как бы проживает не свою жизнь, а чужую, о которой мечтает. Для него жизнь – это непрекращающаяся игра. Не случайно наибольшим рейтингом в СМИ пользуются передачи, связанные с игрой. Также понятно, почему в древние времена основным конкурентом Церкви был языческий театр. Святые отцы очень резко критиковали актеров именно за то, что они занимались лицедейством и вольно или невольно заражали этим своих зрителей.

Церковь же учит человека быть самим собой, не позировать, не рисоваться, не актерствовать, а жить, что называется, дыша полной грудью. Именно из-за желания быть настоящими людьми, личностями, а не безликой массой или безвольными позерами, первые христиане с радостью шли на мучения. Как объяснял феномен мученичества святой Иустин Философ, мы идем на мучение потому, что не хотим жить обманом.

– Какие самые распространенные виды прелести можно наблюдать у православных?

– По мысли святителя Игнатия (Брянчанинова), прелесть – это естественное состояние всех людей, удаленных от Бога. Так как мы постоянно грешим и не всегда каемся в своих грехах или делаем это поверхностно и формально, то все пребываем в прелести. Очевидно, что степень духовной прелести, как и степень болезни тела, бывает разной. В церковной среде она часто развивается под видом неумеренной ревности не по разуму о благочестии. В таком состоянии человек без благословения духовника берет на себя чрезмерные подвиги поста и молитвы и, как правило, быстро надрывается, делает много ошибок в своей жизни. Вместо того чтобы остановиться и покаяться, он начинает винить в этом окружающих: владыку, священников, прихожан.

Иногда вокруг таких ревнителей формируются кружки единомышленников. Так их Православие перерождается в сектантство. Недавно, например, у нас было движение против ИНН, еще раньше – против экуменизма, сейчас наблюдается движение против новых паспортов. Понятно, что к процессам глобализации мы, христиане, не можем быть абсолютно равнодушными, и Церковь по этим вопросам выносила специальные соборные постановления. Беда происходит тогда, когда христианин, увлеченный борьбой с глобалистами, забывает о своей личной невидимой духовной брани с духами злобы и со страстями. На глобальные политические процессы призваны влиять в первую очередь архиереи и другие уполномоченные на это люди. Мы им в этом можем помочь, когда будем усердно молиться, дабы они мужественно отстаивали интересы Церкви перед сильными мира сего.

Другой вид духовной прелести – когда христианин себя слишком жалеет и начинает нарушать посты, пропускать богослужения, по поводу и без повода баловать себя спиртным. Из-за этого его христианство становится солью обуявшей, которую выбрасывают вон на попрание людям. Из-за таких номинальных христиан многие ищущие и искренние люди, которые могли бы стать ревностными членами Православной Церкви, соблазняются и попадают в сети раскольников или сектантов.

– Какие есть примеры впадания в прелесть в христианской истории? Может, подвижников, святых?

– Прелесть довольно заразительна, как и любой другой грех. Ей могут предаваться не только отдельные люди, но и целые народы. Особенно опасно, когда в прелесть впадает видный церковный пастырь, которому многие люди доверяют. Когда он начинает преподавать новое учение, то слущающие очень легко им увлекаются. Так, в IV веке знаменитый александрийский пресвитер Арий сам прельстился и многих людей обольстил новым учением, что Христос – не Бог, а лишь Его высшее творение. Затем Константинопольский патриарх Несторий стал называть Божию Матерь не Богородицей, а Христородицей. Позже были монофизиты, монофилиты, иконоборцы. Как видим, довольно большое число людей прельстилось сладостью новомодных учений и впало в ересь. В XI веке возник Великий раскол по причине того, что почти весь Запад соблазнился новым догматом о примате (первенстве) Римского Папы. От них позже ответвились протестанты и разного рода сектанты.

Но и в нашей православной церковной среде от впадения в прелесть никто не застрахован. Самый яркий пример – Печерский святой прп. Никита Затворник, епископ Новгородский. Не имея достаточного монашеского искуса в среде братии, он рано удалился в затвор. Здесь ему явился диавол в образе Ангела и обольстил поклониться ему. Далее по внушению лукавого прельщенный подвижник совсем перестал молиться, лишь изучал книги Ветхого Завета. Когда братия обители поняла, что с ним творится что-то неладное, то начала усердно молиться – и изгнала из его кельи беса. Впоследствии Никита стал епископом Новгородским.

– Неужели христианин никак не может себя застраховать от впадения в прелесть?

– В какой-то мере это становится возможным, когда человек регулярно исповедуется и причащается Святых Христовых Таин. Нужно жить полноценной жизнью Церкви, не замыкаться в себе, стараться со всеми общаться, всех любить, никого не осуждать, всех поддерживать и оказывать посильную помощь, тогда и нам в трудную минуту помогут и не дадут пропасть. Не зря Господь сказал: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:13). Мера нашего духовного преуспеяния должна определяться не количеством прочитанных молитв и даже не частотой Причастия, а нашей любовью к людям, и не только к тем, кто нас любит, но и к врагам своим. Только так мы сможем хоть в малой мере освободиться от присущей всем греховной прелести и не впасть в бόльший самообман, который может совсем нас отторгнуть от Бога и Его Святой Церкви.

Беседовала Наталья Горошкова

Прелесть - это слово, которое можно встретить в различных смыслах и контекстах, поэтому и возникает путаница, чтобы ее избежать, нужно раз и навсегда уяснить для себя все возможные значения рассматриваемого определения. Этим и займемся в ближайшее время.

Значение

Обращение к словарю, как всегда, плодотворно. Он предлагает нам следующие варианты:

  1. То, что манит, привлекает внимание, соблазняет. «Прелесть этого предприятия была в том, что оно сулило большую прибыль без видимого риска».
  2. То, что чарует, обольщает, пленяет. Обычно так говорят о красивых женщинах. «Чудо, как хороша. Она просто прелесть!».
  3. Обман, соблазн, обольщение. В XIX веке в церковном языке слово носило ярко негативный характер.
  4. Наиболее полное проявление истинных качеств человека, природы. «В суровых морозах зима показала себя во всей прелести».

Смысл сохранится, если заменить «прелесть» (это мы слегка забегаем вперед) на слово «краса».

Когда значение расколдовано, то не стоит останавливаться на достигнутом. Едем дальше, следующая остановка - синонимы.

Замены слова «прелесть»

Несмотря на простоту, объект нашего исследования не так-то легко заменить. Еще бы, ведь речь о прелести. Однако мы попробуем. Некоторые синонимы покажутся слегка несуразными, но это только отражает трудность задачи. Итак, вот список возможных замен, а комментарии после:

  1. Очаровашка.
  2. Обаяшка.
  3. Красотка.
  4. Краса.
  5. Красота.
  6. Душечка.
  7. Чудо.
  8. Мечта.
  9. Шарм.
  10. Привлекательность.
  11. Экстра-класс.
  12. Выше всяких похвал.
  13. Соблазн.
  14. Обман.

Наверное, достаточно. Можно разными способами заменить слово «прелесть», синонимы будут зависеть от конкретной языковой ситуации. Например, если надо выразить восхищение красотой женщины, то подойдут первые три определения. Если нужно похвалить прекрасный характер девушки, можно использовать слово, которое отсылает нас к одному из рассказов А.П. Чехова, - «Душечка».

Нужно прокомментировать какую-либо возникшую возможность, которая открывает блестящие перспективы? Воспользуйтесь определениями 7, 8. Оценить какой-то результат труда или вещь - номер 11, 12. Если что-то опасное или злое впереди, то подойдут слова под номерами 13, 14. Все зависит от языковой ситуации и того, что именно хочет сказать говорящий, заменив определение «прелесть». Синонимы всегда нужно подбирать очень аккуратно.

Случай Голлума и коварность «Прелести»

Конечно, вряд ли Толкин, создавая Голлума, думал о том, какой сверхсмысл вложен в этот персонаж, особенно на русском. Ведь из этого образа можно извлечь много интересных выводов о природе прелести как качества. Ясно, что Кольцо Всевластия - это воплощенное зло. Если кто не верит, то может спросить у бывшего хоббита. Здесь вскрывается неожиданный смысл слова «прелесть», значение его в данном случае двумерно: для Голлума Кольцо - это воплощенная красота, цель всех стремлений, а на самом деле оно есть чистейший мрак, причем такой, которому сразу нельзя подобрать эквивалент.

Конечно, христианский смысл персонажа и его «Прелести» раскрывается без труда: идолопоклонство до добра не доводит. Но ведь случай несчастного создания заставляет подумать и о том, а так ли проста прелесть человека, природы или какого-то явления. Не скрывается ли за блестящим фасадом то, что затем ужаснет? Красота может служить приманкой, чтобы завлечь человека в ловушку, например, о природе. Когда человек смотрит на спокойное море солнечным днем, он вполне может воскликнуть: «Прелесть!». Но стоит солнцу зайти за тучи, или испортиться погоде, стихия покажет свое истинное лицо, свою прелесть, это будет уже совсем другая история.

Маньяк Буффало Билл и его собачка Прелесть

Хочется усилить впечатление, поэтому вспомним еще об одной интересной детали. Исследование ведет нас от литературы к кинематографу. Есть такой эпохальный фильм «Молчание ягнят», но речь пойдет не о Ганнибале Лектере или Кларисе Старлинг, а о том, кого они сообща ловили. Правильно, о Буффало Билле. Сейчас мало кто вспомнит, что у безжалостного садиста и убийцы был маленький пудель по кличке Прелесть. Кажется, что создатели фильма неслучайно поместили рядом с Биллом такое замечательное существо. Функция собачки довольно проста - обнажить присущую маньяку сентиментальность, характерную для многих преступников. Прелесть - это та форма красоты, которую главный антигерой фильма еще способен воспринимать. А вместе с тем люди для него - это вещи, к которым сложно что-то испытывать.

Зачем нужны здесь эти примеры? Ответ довольно легко сформулировать. Чтобы читатель знал: не так трудно подобрать синонимы к слову «прелесть», как отличить зло от добра. А так как человеческая память работает ассоциативно, то яркие образы помогут запомнить материал лучше.

Смотри, я хочу, чтобы ты точно знал о прелести, остерегался ее и чтобы, водимый неведением, крупно не повредил себе и не погубил своей души. Свободный выбор человека легко склоняется к сообществу с врагами, особенно у неопытных, как наиболее преследуемых ими. Вблизи и вокруг новоначальных и своевольных бесы обыкновенно развертывают сети помыслов и гибельных мечтаний и приготовляют рвы падений, так как душевный город их — под властью иноземцев. И не надобно удивляться, если кто-либо из неопытных обольщен, или впал в исступление ума, или принял и принимает прелесть, или увидел чуждое истины, или говорит неуместное по неопытности и неведению. Иной, часто распространяясь об истине, невежественно и незаметно говоря одно вместо другого, не в состоянии правильно сказать, как обстоит то или иное дело. Он многих устрашает, а на безмолвников наводит порицание и смех своей безумной деятельностью. И нет ничего удивительного в том, что какой-нибудь новоначальный после многих трудов впадает в прелесть. Это случалось со многими ищущими Бога теперь и прежде.

Память о Боге, или умная молитва, выше всех родов деятельности. Она, как и любовь Божия, является главой добродетелей. Но безстыдно и нагло желающий войти к Богу и чисто исповедать Его и усиливающийся приобрести Его в себе, если будет попущено свыше, легко умерщвляется теми — разумею демонов, — так как самонадеянно и дерзко ищущий несогласного с личным состоянием влечется тщеславно к достижению искомого преждевременно. Сжаливающийся над людьми Господь, часто обращая внимание на то, как мы дерзки в самовозвышениях, не попускает нам быть испытываемыми, чтобы каждый, познав свое самомнение, возвратился к истинному подвижничеству сам и прежде чем стал позором и смехом для демонов и плачем для людей, особенно когда кто ищет этого дивного дела с долготерпением, смирением и более всего с подчинением и спрашиванием опытных, чтобы незаметно вместо пшеницы не пожать терния или горького вместо сладкого и вместо спасения не найти бы погибели.

Сильным и совершенным свойственно одним всегда бороться с демонами и против них непрерывно простирать духовный меч, которым служит слово Божие (см.: Еф. 6, 17). Немощные же и новоначальные, как крепостью, пользуются благоговейным бегством, со страхом избегают единоборства и, не отваживаясь на него преждевременно, этим спасаются от смерти. Ты же, если, успешно безмолствуя, ожидаешь быть с Богом, никогда не принимай чего-либо чувственного или духовного, представляющегося вне или внутри тебя, хотя бы то образ Христа, или по-видимому ангела, или облик святого, или хотя бы в уме просвечивал и мечтательно напечатлевался свет. Ум и сам по себе имеет природную способность мечтать. Он легко может строить образы того, чего домогается у не внимающих тщательно этому и тем самому себе причиняет вред. Такое воспоминание доброго и злого обычно внезапно формирует умственные образы и ведет к мечтательности.

Отсюда подобный человек произвольно становится мечтателем, а не безмолвником. Потому будь внимателен, не веришь ли ты чему-либо в силу быстрого увлечения, прежде спрашивания и многого исследования, хотя бы то казалось добрым, чтобы не получить вреда. Всегда оставайся негодующим на мечтания, сохраняя свой ум постоянно бесцветным, безвидным и бесформенным. Часто многим причиняло вред и посланное Богом к испытанию для венца. Наш Господь желает испытать, куда склоняется наш свободный выбор. Но усмотревший что-либо мысленно или чувственно и принимающий то без совета опытных, пусть явление было и по воле Божией, легко прельщается или прельстится в будущем, как воспринимающий все необдуманно.

Новоначальному надобно быть внимательным к сердечной деятельности, как необманчивой, все же другое не принимать до момента умиротворения страстей. Бог не негодует на того, кто, строго внимая себе, во избежание прелести не примет знамений от Него без спрашивания опытных и многого исследования, но более восхваляет его, как мудрого, хотя на некоторых и негодовал. Впрочем, спрашивать надлежит не всех, но одного того, кому вверено управление другими, кто блистает жизнью и, будучи, по Писанию, бедным, многих обогащает (см.: 2Кор. 6,10). Было немало неопытных руководителей, повредивших многим неразумным, за которых по смерти выдержат они суд. Право руководить других принадлежит не всем, но лишь тем, которым дано божественное рассуждение, или, по апостолу, различение духов (1Кор. 12,10), разделяющее мечом слово худшее от лучшего.

Каждый обладает своим разумом и естественным деятельным или научным рассуждением, но не все имеют духовное рассуждение. Поэтому премудрый Сирах сказал: «Живущих с тобою в мире да будет много, а советником твоим — один из тысячи». (Сир. 6, 6). Не мал труд — найти руководителя, не заблуждающегося ни в словах, ни в делах, ни в размышлениях. Чужд ли кто прелести, это выясняется в том, имеет ли он на деятельность и на ее понимание свидетельства от Божественных Писаний, смиренномудрствуя в том, о чем ему надлежит рассуждать. Отчетливо же постигнуть истину и быть чистым от несовместимого с благодатью — труд не малозначительный, потому что диаволу обычно показывать свою прелесть в виде истины, особенно новоначальным, и преобразовывать свое коварное в духовное.

Вследствие этого усердно стремящийся в безмолвии достигнуть чистой молитвы должен идти к своей цели путем спрашивания опытных и в великом трепете и печали, непрерывно оплакивая собственные грехи, скорбя о них и страшась адского мучения, отпадения от Бога и разлучения с Ним теперь и в будущем веке. Когда диавол увидит кого-либо живущим в плаче, то не медлит там, опасаясь смирения, производимого плачем. Если же кто с самомнением мечтает достигнуть высокого, приобретши сатанинское, а не истинное желание, то такового, как своего служителя, сатана беспрепятственно опутывает своими сетями. Потому хранение в молитве и плача является величайшим оружием против того, чтобы от радости молитвы не впасть в самомнение, но, избрав себе в удел утешительную печаль, соблюсти себя невредимым.